И вечный плач Иеремии...

И ВЕЧНЫЙ ПЛАЧ ИЕРЕМИИ...

МАТВЕЙ ГЕЙЗЕР

Еврейский обозреватель, 2/45, январь 2003

          Число «13» евреи в отличие от других народов считают счастливым. Увы — не всегда. В ночь на 13 января 1948 года в Минске был злодейски убит Соломон Михоэлс.
      «Ровно в 5-ю годовщину его гибели в газетах появилось сообщение о «процессе убийц в белых халатах». Я похоронила Михоэлса еще раз», — это строки из воспоминаний вдовы Михоэлса Анастасии Павловны Потоцкой.
      «Дело врачей» по замыслу главного режиссера — вождя всех времен и народов — должно было стать завершением трагедии, произошедшей 13 января 1948 года в Минске.

      На заседании комитета по Сталинским премиям 5 января 1948 года Михоэлс сообщил: «...в Минск я выезжаю 7 января вместе с Волгиным». Однако с ним поехал искусствовед Владимир Голубов-Потапов...
      В 1937 году в газете «Советское искусство» он опубликовал большую статью «Прошлое и настоящее ГОСЕТа», далеко не лестную по отношению к Михоэлсу, неуважительную по отношению к театру и несправедливо-беспощадную по отношению к полотнам Шагала. «Помните замысловатую роспись в фойе театра? Его вычурные панно?» — это о работах Шагала. После этого работы Шагала из театра исчезли, а Михоэлс не общался с Голубовым несколько лет.
      Из театра 7 января 1948 года Михоэлс уходил удивительно медленно, как бы нехотя...
      Выйдя из театра, он зашел здесь же, во дворе, к писателю Дер Нистору. У него в гостях был друг Михоэлса Соломон Моисеевич Беленький. Позже он рассказывал мне: «Михоэлс достал из портфеля бутылку водки. Мы выпили по стопке, он сам неожиданно для нас закрыл бутылку корковой пробкой и сказал: «Это пусть останется до весны. У нас будет повод допить эту бутылку, весной будет большой праздник у всех евреев мира». (В мае было объявлено о создании Государства Израиль).

На вокзале его провожали дочери, писатели Гроссман, Борщаговский, Липкин. Настроение оставалось тяжелым...
...Прежде всего, ему срочно поменяли попутчика — им стал осведомитель МГБ Владимир Голубов-Потапов. В тот же вагон сели два боевика. Они отвечали за то, чтобы Михоэлс не сошел с поезда по пути. В Минске решили за жертвой не следить. Ликвидаторы хотели, чтобы он почувствовал себя там в безопасности. К тому же о каждом шаге Михоэлса МГБ и так сообщал Голубов..

В морозный день 8 января 1948 года Михоэлс с Голубовым вышли из поезда на заснеженный перрон в Минске. Михоэлс хотел сразу по приезде посетить территорию бывшего Минского гетто. Там был установлен первый и единственный в ту пору в СССР памятник, на котором была надпись на идиш «Евреям — жертвам нацизма». Но, согласно протоколу, их встречали начальник Республиканского управления по делам искусств Люторович и группа актеров разных театров. Михоэлсу предстоял просмотр двух спектаклей, выдвинутых на соискание Сталинской премии: «Константин Заслонов» в русском драмтеатре и «Алеся» в оперном.

Из воспоминаний Юдифь Самойловны Арончик, актрисы бывшего БелГОСЕТа: «9 января Михоэлс побывал в нашем театре на спектакле «Тевье-Молочник». Большой актерской компанией повели Соломона Михайловича после спектакля ужинать в ресторан. А из ресторана, под полночь, «заведшись», отправились ко мне домой пить кофе... Навсегда врезалась в память странная группа из четырех-пяти мужчин, протопавшая тяжелыми сапогами мимо нас, когда мы вдвоем, Михоэлс и я, чуть поотстали от остальной компании. Мы даже отпрянули, Михоэлс схватил меня за руку. Очень уж неприятные ассоциации вызвала экипировка пробежавших: все в сапогах, в одинаковых шляпах и одинакового силуэта плащах».

      Около 18.00 12 января Михоэлс и Голубов поужинали в ресторане и вернулись в гостиницу. Потом, как было условлено с Голубовым, ему позвонил боевик и «уговорил» вместе с Соломоном Михайловичем приехать на свадьбу. В восемь часов к гостинице подъехала машина министра госбезопасности Белоруссии генерал-лейтенанта Лаврентия Цанавы (родственника Берии). Водитель-боевик и приехавший вместе с ним «друг молодоженов» повезли жертвы на дачу Цанавы. Перед самыми воротами машина затормозила и обоих пассажиров отключили удушающими приемами. Во дворе их вытащили из машины.
      Все члены группы стояли в нескольких метрах от тел.
      Федор Шубняков (полковник ГБ, в то время — начальник отдела МГБ СССР по работе с интеллигенцией. — М.Г.) утверждал, что никогда не присутствовал и не хотел присутствовать при подобном, поэтому он повернулся, чтобы уйти в свою комнату на даче. Но прозвучал приказ: «Всем стоять, как стояли!» Боевик тяжелой дубинкой ударил Михоэлса и Голубова по голове. Все было кончено — руководители группы ушли в дом. Потом трупы увезли в город, а когда боевики вернулись, вся команда, кроме Цанавы уехала в Москву... (Е.Жирнов).

      Перед приездом руководителя группы Огольцова Цанаве звонил из Москвы сам Абакумов с тем, чтобы предупредить его о необходимости выполнения «одного важного решения правительства и лично указания И.В. Сталина».
      Из письма С.Огольцова Берии от 18 марта 1953 года: «По Вашему требованию докладываю об обстоятельствах проведенной операции по ликвидации главаря еврейских националистов Михоэлса в 1948 году. В ноябре-декабре (точно не помню) 1947 года Абакумов и я были вызваны в Кремль к товарищу Сталину И.В. по вопросу следственной работы МГБ. Во время беседы товарищем Сталиным была названа фамилия Михоэлса и дано указание Абакумову о необходимости проведения специального мероприятия в отношении Михоэлса и что для этой цели надо устроить «автомобильную катастрофу». К тому времени Михоэлс был известен как главный руководитель еврейского националистического подполья, проводивший по заданию американцев активную вражескую работу против Советского Союза. В первых числах января 1948 года Михоэлс выехал по делам театра в г.Минск. Воспользовавшись этой поездкой, Абакумовым было принято решение во исполнение указания провести операцию по ликвидации Михоэлса в Минске. Организация операции была поручена мне и бывшему министру госбезопасности Белорусской ССР товарищу Цанава Л.Ф.
      Числа 6–7 января 1948 года я с группой товарищей: Шубняков Ф.Т., бывший в то время зам. начальника 2-го Главного управления, Лебедев В.Е. и Круглов Б.А., бывший работник аппарата тов. Судоплатов (последний об этой операции не знал) выехал на машине в Минск. После прибытия в Минск мы с товарищем Цанава Л.Ф. в присутствии т.т. Шубнякова и Лебедева наметили план проведения операции (документов не составляли, как положено в таких случаях)...
      Для того чтобы сохранить операцию в строжайшей тайне, во время операции над Михоэлсом были вынуждены пойти с санкции Абакумова на ликвидацию и агента, прибывшего с ним из Москвы, потому что последний был в курсе всех агентурных мероприятий, проводившихся по Михоэлсу, он же поехал с ним в гости. Доверием у органов агент не пользовался.
      Непосредственными исполнителями были: тов. Лебедев В.Е., Круглов Т.А. и Шубняков Ф.Т.
      О ходе подготовки и проведения операции мною докладывалось Абакумову по ВЧ, а он, не кладя трубки, по АТС Кремля докладывал в Инстанцию.
      Участники операции за образцовое выполнение специального задания Правительства были награждены орденами Советского Союза».

Один из ветеранов спецслужб рассказал, что видел в архиве КГБ СССР стандартный листок бумаги, на котором от руки было написано, что «в связи с установлением Михоэлса как американского шпиона его предлагается ликвидировать в автокатастрофе». Подпись: «П.Судоплатов». В левом верхнем углу листа — галочка карандашом, «птычка», как называл знак своего согласия Сталин (Е.Жирнов).
Как говорится, есть у дьявола свои мученики... Не так давно с мемуарами выступил долгие годы содержавшийся в местах заключения видный работник бериевско-абакумовского ведомства, профессиональный организатор политических убийств Павел Судоплатов. Его первая реакция на происшедшее в Минске кажется наивной для деятеля такого ранга: «Известие о гибели Михоэлса пробудило в моей душе подозрения, о которых я никому не стал говорить. Однако я не мог себе представить, что Огольцов сам отправится в Минск, чтобы лично руководить операцией. Убийство совершил, как я считал, какой-нибудь антисемитски настроенный бандит, которому заранее сказали, где и когда он может найти человека, возомнившего себя выразителем еврейских интересов».

Получив от вождя общие указания, высокопоставленные исполнители составили продуманный конкретный план «операции», исключающий возможность каких-либо сбоев. После убийства трупы отвезли в город, положили на улице, ведущей к гостинице, и произвели наезд грузовой машиной, создавая тем самым видимость несчастного случая — попавших под машину двух людей, возвращавшихся с гулянки в гостиницу. Подобные случаи в Минске уже бывали.

      Ранним утром 13 января спешившие к началу смены рабочие наткнулись на углу Белорусской и Ульяновской улиц на два трупа, явно раздавленных грузовой машиной. Они заявили в милицию. Трупы были опознаны и увезены в морг.
      Версия с «автомобильной катастрофой» не встретила доверия у минчан, как видно, наученных горьким опытом. Были и поразительные по откровенности реплики: «...тогдашний прокурор республики Ветров, ни к кому конкретно не адресуясь, вполголоса замечает: «Знаем мы и такие убийства: сначала пуля, потом под колеса!»
      Из воспоминаний А.Потоцкой-Михоэлс: «15 января гроб с телом Михоэлса привезли на Белорусский вокзал. На площади необычная тишина. Десятки тысяч людей, собравшихся на вокзале, не нарушают ее. Гроб привезен к театру, но неожиданно для всех его не вносят туда... Мороз. Слезы замерзают на щеках...
      Около театра все время была толпа. Перед самым началом панихиды подошла к гробу маленькая женщина с седой головой. Она положила лилии у ног Михоэлса, и я вдруг увидела ее лицо и ее слезы... Это была Екатерина Павловна Пешкова...
      Вел панихиду И.Н. Берсенев.
      Помню, как рыдающий Зускин... сказал: «Потеря невосполнима, но мы знаем, в какое время и в какой стране мы живем...». Помню, что пел И.С. Козловский, играл Эмиль Гилельс, и последнее, что я вспоминаю — это худенькую фигурку человека, стоявшего на крыше двухэтажного дома напротив ГОСЕТа, играющего на скрипке! В такой мороз!
      Когда я несколько лет спустя открыла подаренную мне книгу Шагала — была потрясена репродукцией его картины «Похороны», датированной 1908 годом. На крыше соседнего дома над похоронной процессией стоит человек, играющий на скрипке!»

В июне 1969 года я поехал в Минск «расследовать» обстоятельства убийства Михоэлса. Поддержали меня в этой авантюрной поездке — материально и морально — И.С.Козловский и Ю.А.Завадский. Выйдя с перрона вокзала, я глазами выискивал людей еврейской внешности и пожилого возраста. Пытался с ними заговорить о Михоэлсе — некоторые пожимали плечами, а иные от меня шарахались. Единственного человека, которого мне удалось «разговорить», я встретил на еврейском кладбище в Минске. Неказистый, пожилой, в грубых кирзовых сапогах, он ходил от могилы к могиле и произносил поминальную молитву. Я отважился и спросил его, не помнит ли он день 13 января 1948 года. Обратился я к нему на идиш, он как будто не слышал меня и продолжал обходить могилы, читая кадиш; я шел за ним. И только когда мы подошли к кладбищенской калитке, он неожиданно обернулся, пронзительно глянул на меня и сказал: «Молодой человек, зачем вам это? Уезжайте себе на здоровье обратно домой — здесь никто с вами об этом разговаривать не будет. Если хотите, я вас подведу к дому, где живет человек, который должен помнить все лучше, чем я». Это оказался фотограф, сделавший последние снимки Михоэлса 11 января 1948 года. Из его рассказа я узнал, что у всех людей, видевших в Минске Михоэлса, осталось от этой встречи какое-то грустное впечатление. В тот день он сделал много замечательных снимков Михоэлса, но его не покидало ощущение, что он фотографирует человека обреченного: «Их об гефилд, аз их портретл а мес...» («Я чувствовал, что фотографирую мертвеца»). Среди минских номеров телефонов, которыми меня снабдили в Москве, были и телефоны актеров бывшего БелГОСЕТа, театра, который Михоэлс хорошо знал и общался с его актерами до последнего дня своей жизни. Я позвонил по одному из них, но, получив вежливый, но четкий отказ принять меня, больше звонить не стал. Что поделаешь — страх, страх, страх!

Обстоятельства убийства Михоэлса до конца не выяснены еще и сегодня. Ни книга Левашова «Убийство Михоэлса», ни фильм Авербуха «Личный враг Сталина» не расставили точки над «i». Надо не только не забывать, но и напоминать. Помнить извечные слова пророка Иеремии: «Печальны твои судьбы, Сион». Прав был выдающийся русский историк Ключевский, сказав, что история должна быть злопамятной.

Материал подготовлен при содействии Московского бюро по правам человека